«Будьте отцами сирот; не оставляйте сильным губить слабых; не оставляйте больных без помощи».
Владимир Мономах

03 Декабря 2020, 17:55,

Судьба и жизнь монархиста в СССР

Очередная публикация нашего постоянного автора канд. ист. наук, доцента Александра Николаевича Закатова посвященная 25-летию со дня кончины двоюродного дедушки автора, русского инженера Ивана Сергеевича Страхова должна заинтересовать не только монархически настроенных читателей, но и тех, кого интересует история нашей страны в эпоху репрессии и гонения на людей иных политических взглядов.

Судьба и жизнь монархиста в СССР
27 ноября 2020 года исполнилось 25 лет со дня кончины моего двоюродного деда Ивана Сергеевича Страхова (1899 - 1995), оказавшего большое влияние на формирование моих монархических убеждений. Его родителями были потомок священнического рода Сергей Иванович Страхов (1867-1943) и дочь почтенного волоколамского купца Филиппа Николаевича Волкова Евдокия Филипповна Страхова (1875-1910).

Cемья протоiерея Сергiя Iоанновича Страхова

С.И. Страхов в 1887 году окончил Вифанскую духовную семинарию и начал преподавать в Волоколамском духовном училище, где дослужился до чина коллежского асессора (1895). В 1897 году он был рукоположен во диакона и определен к церкви Святителя Николая «на Курьих ножках» на Большой Молчановке, возведенной по указу Царя Феодора III. В 1902 году отец Сергий хиротонисан во иерея и назначен настоятелем храма Святой Троицы в Хохловке, основанного матерью первого Царя из Дома Романовых Великой Старицей Инокиней Марфой в память о пребывании в Свято-Троицком Ипатьевском монастыре Костромы в 1613 году. В 1905 году награжден набедренником, в 1909 году – правом ношения фиолетовой скуфьи. С 1911 года преподавал Закон Божий в Лефортовском городском женском училище. С 1912 года безвозмездно вёл занятия в церковно-приходской школе при Ирининском храме.
Судьба и жизнь монархиста в СССР
С 1913 года состоял попечителем волоколамской Петропавловской церковно-приходской школы. С 1914 года являлся законоучителем 8-го Пятницкого мужского и 3-го Сокольнического Пушкинского городских начальных училищ. В 1914 же году по собственному прошению переведен в храм Святой Великомученицы Ирины в Покровском, основанный Царем Михаилом I Феодоровичем в память о рождении его первенца Царевны Ирины Михайловны, где и служил постоянно вплоть до его закрытия в 1932 году во время богоборческих гонений. Награжден фиолетовой камилавкой (1914). Кроме того, имел награды: серебряную медаль в память царствования Императора Александра III, серебряную медаль в память священного коронования Императора Николая II, нагрудный юбилейный знак и светло-бронзовую медаль в ознаменование 300-летия Дома Романовых.

В годы Первой Мировой войны заведовал госпиталем, развернутым духовенством Сретенского сорока Москвы. С соизволения Августейшей Покровительницы Российского Общества Красного Креста Вдовствующей Императрицы Марии Феодоровны в 1915 году получил для ношения знак Красного Креста. В 1919 году священник С.И. Страхов был награжден золотым наперсным крестом. В 1923 году по ходатайству общины храма Св. Патриархом Тихоном Исповедником возведен в сан протоиерея. На Пасху 1929 года за «беспорочное сорокалетнее служение Церкви Божией» награжден митрой.

В семейном архиве сохранился документ об этом от 17 апреля 1929 года – пожелтевший листок, вырванный из тетради в клеточку, с подписью и печатью Управляющего Московской Епархией Архиепископа Звенигородского Филиппа (Гумилевского), впоследствии зверски убитого в Иваново (Иваново-Вознесенске) 22 сентября 1936 года на допросе за отказ подписать ложные показания. В конце 1920-х годов отец Сергий перебрался из Москвы на станцию «Ухтомская» (до 1925 года - станция Подосинки Московско-Казанской железной дороги), где проживал в Дачном поселке на ул. Свердлова на даче № 6 наследников Петрова. Скончался он во время Великой Отечественной войны в Ташкенте, куда приехал к своей дочери Нине и зятю Аркадию Сергеевичу Кожевникову.

В апреле 1895 года С.И. Страхов женился на купеческой дочери Евдокии Волковой. Её семья обладала немалым состоянием и играла важную роль в жизни Волоколамска; брат Алексей Филиппович Волков был городским старостой (главой городской администрации).

В семейном фотоальбоме сохранилась фотография, подаренная Е.Ф. Страховой св. праведным Иоанном Кронштадтским, с его личной подписью: «+ Евдокии Филипповне Страховой с дорог[им] супр[угом] Сергеем Ивановичем и чадами – в благословение. Протоиерей Иоанн Сергиев. 28 ф[евраля] 1901».

Иван Страхов появился на свет в период служения отца Сергия в храме Святителя Николая «на Курьих ножках» на Большой Молчановке[5] (5). В 1902 году С.И. Страхов стал священником и настоятелем храма Святой Троицы в Хохловском переулке, примыкающем к ул. Покровка. В апреле 1910 года он овдовел – Евдокия Филипповна, находившаяся на лечении в Ялте, скончалась от «бронзовой болезни» в возрасте 35 лет.

В воспитании детей, оставшихся без мамы, иерею Сергию Страхову помогали его сестра Леонилла Ивановна Страхова, имевшая медицинское образование, и Екатерина Андреевна Куркова, родственница сестры Евдокии Страховой - Анны Филипповны Козловой.
Судьба и жизнь монархиста в СССР
Страхов Иван Сергеевич гимназист

В сентябре 1910 года Ваня поступил в 5-ю Московскую гимназию, располагавшуюся на углу Поварской и Большой Молчановки в бывшем доме княгини А.С. Гагариной. В этой гимназии в разное время учились поэты Борис Пастернак и Владимир Маяковский, философ Иван Ильин.

В 1913 году во время празднования 300-летия Дома Романовых гимназист Иван Страхов дважды видел св. Императора Николая II и его Августейшую семью.

Первый раз это произошло на Лубянской площади. Ему запомнилось так: Мясницкая улица и Лубянка были запружены народом. После уроков они - несколько гимназистов-третьеклассников – пришли туда, «пролезли» сквозь толпу и забрались на подоконник какого-то магазина. Все ждали прибытия Императорской Фамилии. Через некоторое время полицейские устроили в толпе коридор для проезда Августейших особ и эскорта.

Появились казаки верхом на конях. За ними также на коне – Государь. Далее следовала открытая карета («ландо»), в которой ехала Императрица и Царственные дети, коляски Свиты и замыкающие казаки. Народ восторженно приветствовал Царя.

Гимназисты впервые созерцали Императора, причем совсем вблизи – как повествовал в 1990 году И.С. Страхов, «аккурат, чуть подальше, чем до стены» (от обеденного стола до стены в его квартире).

Второй раз Ваня Страхов имел возможность увидеть Государя уже не частным образом, а вполне официально, участвуя в прохождении церемониальным маршем в Кремле.

В гимназиях с 1908 года по желанию Императора Николая II систематически велась начальная военная подготовка. Военной гимнастикой с учащимися 5-й Гимназии занимался преподаватель Александровского Военного Училища командир первой роты Второго батальона капитан Валериан Николаевич Гогель. «Муштровал он здорово», - вспоминал И.С. Страхов.

Гимназисты поротно ходили по плацу, обучались ружейным приёмам, хоровому пению военных песен, делали гимнастические упражнения.

Они вошли в число «Потешных». Так именовалось всесословное юношеское движение, объединявшее молодежь в «Потешные полки». Они получили своё имя в память о потешных полках Петра Великого, ставших затем основой Российской Гвардии – Семёновским и Преображенским полками.

Готовясь к торжествам 300-летия Дома Романовых, гимназистам довелось пройти через несколько дней особой муштры: «Гоняли нас по плацу. Чтобы шаг по нитке. С какого шага должны отвечать Императору, и так дальше».

Для участия в церемониальном марше им выдали винтовки – деревянные, но с настоящими штыками. Они заходили в Кремль через Боровицкие ворота, проходили мимо монумента Императору Александру II и выходили через Спасские ворота.

Около монумента Царю-Освободителю его внук Император Николай II верхом на коне принимал церемониальный марш. Рядом на меньшем коне – 8-летний Цесаревич Алексий Николаевич (Августейший покровитель «Потешных»), и около него – дядька-матрос А.Е. Деревенько.

Гимназисты шли вслед за учащимися военных училищ, в несколько шеренг, начиная с первоклашек. В каждом классе по 40 человек.

Государь здоровался с каждым проходившим военным училищем, гимназией и реальным училищем, держа руку под козырек: «Здравствуйте, молодцы!». Ему отвечали: «Здравия желаем, Ваше Величество!». Император выглядел очень скромно, «без всякой пышности с его стороны», как выразился Иван Сергеевич.

При выходе через Спасские ворота участники церемониального марша не снимали фуражки. Это была привилегия военных, и они очень ею гордились. Строй расстраивался на Красной площади, и учащиеся расходились по домам.

Участникам церемониального марша выдали удостоверение о праве ношения бронзовой медали «В память 300-летия Дома Романовых».

Память о минутах лицезрения Государя Иван Страхов с благоговением пронёс через всю свою жизнь.

Во время Первой Мировой войны, начавшейся в следующем 1914 году, в 5-й гимназии устроили военный госпиталь, а учащихся перевели в Медведниковскую гимназию в Староконюшенном переулке, отдав половину помещений.

Старший брат Ивана Александр прошёл ускоренные курсы Александровского Военного Училища и отправился на фронт. О его судьбе мною написан отдельный очерк. С 1919 года семье ничего о нем не было известно, и только после смерти всех знавших А.С. Страхова лично было установлено, что его расстреляли красные в Симферополе 11/24 ноября 1920 года.

А Иван Страхов в октябре – ноябре 1917 года принял участие в восстании юнкеров в Москве.

Он учился в последнем классе гимназии – 8-м (1917-1918 учебный год). Занятия начались, как и положено, в сентябре 1917 года.

На этом этапе Революции, начавшейся в феврале 1917 года и приведшей к отречению от престола Императора Николая II и дезорганизации государственной жизни, Временное правительство под председательством А.Ф. Керенского, утратившее последние остатки даже видимости легитимности после незаконного провозглашения им России республикой до решения Учредительного Собрания, доживало последние дни. В ночь с 24 на 25 октября 1917 года оно было свергнуто в результате переворота в Петрограде, организованного партией большевиков под руководством В.И. Ульянова (Ленина) и Л.Д. Бронштейна (Троцкого).

Рассказ И.С. Страхова о его участии в восстании, записанный мной на магнитную ленту 21 октября 1990 года, оставляет несколько второстепенных вопросов.

Например, Иван Сергеевич не упоминал дат, и ему запомнилось, что он отправился записываться добровольцем в воскресный день, а вернулся домой в следующее воскресенье. Но ближайшее воскресенье к 25 октября/7 ноября 1917 года – это 29 октября/11ноября, когда уже было заключено перемирие и началась поэтапная сдача белых, а следующее воскресенье, соответственно, 5/18 ноября. Между тем, 2/15 ноября руководители антибольшевицких сил в Москве подписали договор о капитуляции, а 3/16 ноября подавлены последние очаги сопротивления и начались казни юнкеров, не успевших скрыться.

С днем недели И.С. Страхов явно ошибся. Судя по всему, он пришел в Александровское Военное Училище в пятницу 27 октября/9 ноября 1917 года. Но в главном его воспоминания передают содержание и дух происходившего.

В октябрьские дни 1917 года в Москву из Казани приехал приятель Александра Страхова Константин Домбровский, учившийся в Казанском военном училище. Он рассказал о том, что в Казани противостояние между юнкерами и пробольшевицки настроенными военными частями началось еще до переворота в Петрограде. Во время кровопролитных столкновений многие казанские юнкера были перебиты, но некоторым удалось спастись.

Рассказ К. Домбровского повлиял на И.С. Страхова. Он решил, что должен примкнуть к антибольшевицкому сопротивлению.

Утром того дня были слышны выстрелы со стороны Лефортова. Отец Сергий Страхов к 9 часам утра заранее отправился совершать службу в храме Святой Ирины. А Иван не пошел в церковь, надел гимназическую форму и отправился в Александровское Военное Училище.

Ему пришлось кружить по окрестным улицам, выбирая обходные пути. Кое-где его останавливали патрули и спрашивали: «Куда идёшь?». Он отвечал: «Домой». К 11 часам Иван наконец добрался до Арбатской площади. Здесь он сообразил, что при нём нет никаких документов. В спешке и волнении он забыл их взять. Но, тем не менее, часовые пропустили его в Александровское Военное Училище и указали, где можно записаться добровольцем.

Ему задали вопросы – кто он, откуда, с кем знаком. Он представился (как и было на самом деле) гимназистом 5-й Гимназии и указал, что его учителем военной гимнастики является капитан Валериан Николаевич Гогель. В этот момент кто-то положил руку на плечо Ивана. Он обернулся и увидел, что это и есть капитан В.Н. Гогель, не в сюртуке, как он являлся на занятия в Гимназию, а в военной форме. Учитель распорядился, чтобы И. Страхова направили к нему, в 1-ю роту 2 батальона.

Ивану выдали юнкерскую шинель, пояс, сапоги и фуражку, он получил винтовку и патронташ с патронами. Его накормили обедом. После этого капитан В.Н. Гогель сказал: «Пойдешь сразу в «Прагу». Там временно взвод 1-й роты».

Около двух часов взвод пробыл в ресторане «Прага», а потом был направлен на первое задание – патрулирование Арбата. За это время ничего особенного не случилось, и через 3 часа юнкера и добровольцы вернулись в «Прагу». Там Ивана окликнул однокашник Богомолов, покинувший 5-ю Гимназию в 7-м классе. Он побывал на фронте, возмужал.

Из «Праги» Ваня позвонил по телефону отцу. Это было уже около 4 часов дня. «Я сказал папе, где нахожусь, и что, возможно, больше звонить не смогу. Он всё понял. Отвечал кратко и повесил трубку», - вспоминал И.С. Страхов. Можно только предположить, что творилось в душе отца Сергия, оба сына которого теперь находились в смертельной опасности. Из «Праги» взвод, в котором состоял Иван Страхов, перевели в здание Консерватории на Большой Никитской улице. Территория Консерватории уже была изнутри укреплена мешками с песком и землёй вдоль ограды.

Нападения красных ожидали со стороны центра и со стороны Никитских Ворот. По обе стороны от тротуара у Консерватории находились два пулеметных гнезда. При них находились юнкера; пулеметы защищены металлическими листами.

Ивана и его соратников периодически отправляли патрулировать Арбат, Арбатскую площадь и Никитскую улицу. Доводилось стоять на часах, охраняя пленных. Отдыхали юнкера и добровольцы в здании частной женской гимназии около Александровского Военного Училища.

Они знали о событиях в Кремле 28 октября. Иван запомнил, что там находился 56 пехотный запасный полк, стоявший за большевиков, и «там, когда ворвались юнкера, большая резня была».

Самому ему тоже пришлось непосредственно принять участие в боях 29 и 30 октября. По его словам, на юнкеров, находившихся на Большой Никитской, со стороны центра шли латыши. Вид некоторых указывал на то, что они находились в состоянии опьянения. Немало их полегло под пулеметным и ружейным огнём…

***

21 октября 1990 года. Воскресенск. Иван Сергеевич сидит за столом в своей комнате и медленно, как бы подбирая правильные слова, но уверенно и глубокомысленно излагает свои мысли о пережитом: «Латыши пьяные вдрызг идут, а юнкерские пулеметы их косят. А они пьяные прут и прут. В такой момент стреляешь по приказу и как-то и не чувствуешь, убийство это или не убийство. И не знаешь, попала твоя пуля в кого, убила она, ранила, мимо пролетела… Но как-то за собой раскаяния в убийстве или греха не чувствовалось тогда. Не думаешь, что грех - стрелять и убивать. Ты даже не сознаешь того, что ты стреляешь и целишься. Как автомат какой, меняешь обойму и продолжаешь стрелять. И как ни странно, быть может, это звучит, не думаешь, что в тебя тоже может пуля попасть. Совершенно от этого отвлекаешься и не стремишься спрятаться».

Он вспоминает, что ощущал в те дни, будучи 17-летним юношей. Заметно, что его продолжает мучить вопрос: убил ли он тогда кого-то? Они – красные – тоже в него стреляли. Он чудом от них спасся, а некоторые, находившиеся с ним в одном строю, были расстреляны или повешены. Потом большевики казнили его родного брата, дядю, тестя, многих друзей и знакомых, обрекли на жалкую жизнь его отца, ему лично причинили много зла. Но у него в сердце нет никакой ненависти. Он понимает, как это страшно и тяжко – убить человека. Любого человека, даже самого ожесточённого и преступного.

И.С. Страхов уверен, что защищал правое дело. Коммунисты остались для него противниками. Он не смирился с безбожием, с цареубийством и террором, с разрушением той России, которую помнил и любил. Но ему совершенно чужды желание мести и реванша, удовлетворение от того, что хоть кого-то из врагов и он, быть может, оставил лежать на мостовой Большой Никитской. Убеждённо произносит: «Отнимать жизнь у другого нельзя». Сколь сильно отличается это отношение к жизни от, например, ревнивых препирательств цареубийц, кто из них совершил «подвиг», добив в подвале Ипатьевского дома истекающего кровью 13-летнего Цесаревича Алексия Николаевича, от записи самодовольных воспоминаний «гуманиста» Г.П. Никулина (1894-1965) о подготовке и осуществлении расстрела Царской Семьи…

***

30-31 октября красные, получившие подкрепление, начали превозмогать. 1-2 ноября Московский Кремль, ещё находившийся под контролем юнкеров, подвергся артиллерийскому обстрелу.

На Большой Никитской шли ожесточённые бои. Но силы оказались не равными. 2/16 ноября командующий войсками Московского Военного Округа полковник Константин Иванович Рябцев, и ранее постоянно проявлявший колебания и нерешительность, утративший доверие своих подчиненных, отдал приказ о капитуляции и сдал большевикам Александровское Военное Училище, в котором располагался его штаб. Юнкерам и добровольцам было сказано, что сопротивление прекращается, они освобождаются от присяги, и им предлагается спасаться, кто как может.

И.С. Страхов и его товарищи по оружию выслушали этот приказ на Арбатской площади. Арбат и окрестности полностью простреливались. Куда теперь идти, он не представлял.

В этот момент Иван заметил своего одноклассника – сына священника храма Святителя Николая на Песках Василия Петровича Некрасова. Тот позвал его: «Пойдем к нам». Юноши побежали, прижимаясь к стенам домов, под пулями, по правой стороне Арбата к Николопесковскому переулку. При этом шинели и фуражки они не сняли и винтовки не бросили.

Каким-то чудом им удалось добежать невредимыми до дома отца Василия Некрасова. Там их накормили. Они не спали уже двое суток, разделись и сразу уснули крепким молодым сном. Тем временем старшие Некрасовы спрятали винтовки и шинели в дрова. Когда утром Иван, поблагодарив за приют, собрался уходить, отец Василий Некрасов вернул ему шинель, но уже без погон, и дал какую-то старую гимназическую фуражку. Ваня побрёл домой. Он добрался благополучно к 3 часам пополудни.

С отцом Иван о происшедшем разговаривал мало. Было заметно, что тот потрясен и огорчен, что сын ушёл тайком, не посоветовавшись с ним. Но порыв Вани он понял и укорять его не стал: «Отец мой как-то старался не разговаривать на эти темы. Очевидно, сначала в обиде на меня был. Но потом это быстро сгладилось».

А вот живший у своего дяди Алексей Павлович Лущихин (сын сестры покойной матери Ивана Евдокии Филипповны Марии Лущихиной (урожденной Волковой), приехавший в Москву из Рузы) эмоционально упрекал младшего кузена в авантюризме. «Он на меня набросился прямо, - вспоминал И.С. Страхов. «- Какого чёрта, куда ты лез!».

Иван вновь стал ходить на занятия в 5-ю Гимназию. Через 2 недели директор Соколов вызвал учащихся двух старших классов (7-го и 8-го) и объявил им, что по имеющимся у него сведениям какие-то черновики списков добровольцев, примкнувших к восстанию юнкеров, остались неуничтоженными и попали в руки большевиков. Директор настоятельно рекомендовал гимназистам, причастным к восстанию, уехать из Москвы не менее чем на 2 недели, ибо существовала угроза их жизни.

И.С. Страхов последовал совету директора и в начале декабря уехал в Волоколамск, где его приняли родные – тётя по материнской линии Анна Филипповна и её муж губернский секретарь Григорий Иванович Козлов, учитель пения в Волоколамском Духовном училище.

***

Причудливо и противоречиво сложились судьбы людей, принадлежащих к поколениям, пережившим Российскую Смуту ХХ века.

Сын Г.И. Козлова и А.Ф. Козловой, двоюродный брат Ивана Сергей Григорьевич Козлов (1894-1963) тоже с детства воспитывался в семье в Православной вере и верноподданническом духе. Но им был избран иной путь.
Судьба и жизнь монархиста в СССР
Козлов Сергей Григорьевич

В 1902 году родители определили его в церковно-приходскую школу при Петропавловской церкви Волоколамска, по окончании которой он поступил в Волоколамское духовное училище[18] (18), а затем в 1909 году в Вифанскую Духовную Семинарию. Он мог стать священником. Но в душе 14-летнего юноши уже взросли семена вольнодумства. Из семинарии его исключили в 1912 году за неверие в Бога. Однако образование Сергей получил хорошее, сдал экстерном экзамен на аттестат зрелости и в 1913 году поступил в Императорский Московский Университет.

Там он проучился 1 год, а в 1914 году перешёл в Императорское Московское Техническое Училище (ИМТУ), где стал учеником одного из отцов русской авиации Николая Егоровича Жуковского.

По его рекомендации С.Г. Козлов окончил теоретические лётные курсы при ИМТУ и затем получил подготовку в Севастопольской офицерской школе авиации в посёлке Кача. Эта школа была создана под покровительством Великого Князя Александра Михайловича; первый выпуск лётчиков состоялся в октябре 1911 году в присутствии Императора Николая II. Начальником школы с 1914 года являлся старший лейтенант барон Герберт Оттович Буксгевден (1877-1937), один из первых русских авиаторов, впоследствии казнённый в период массовых репрессий в Красноярске.

В отличие от своих родителей и двоюродных братьев Александра и Ивана Страховых Сергей Козлов восторженно принял Революцию, причем не только Февральскую, но и Октябрьскую. Во время Гражданской войны летчик морской авиации выпуска 6 июня 1917 года С.Г. Козлов был начальником дивизиона, а потом – начальником Воздушной бригады Волжско-Каспийской военной флотилии красных. Награжден орденом Красного Знамени.

В должности помощника начальника гидроавиации и начальника организационного отдела Главного управления Рабоче-Крестьянского Красного Военно-Воздушного Флота (Главвоздухофлота) окончил экстерном Институт инженеров Красного Воздушного Флота, учрежденный по инициативе Н.Е. Жуковского в 1919 году, изначально в статусе Московского авиационного техникума, а в 1922 году преобразованный в Академию Воздушного Флота им. Н.Е. Жуковского. Допущен к временному исполнению должности помощника заведующего Аэродинамической лабораторией и приватного преподавателя по проектированию самолетов. Получил удостоверение № 1 и стал первым адъюнктом Академии. С 1926 года заведовал кафедрами «Воздушные винты» и «Конструкция и прочность самолетов».

В 1930-е гг. С.Г. Козлов разработал самолёты «Гигант» (сверхтяжелый 12-моторный самолет Г-39), «Кукарача» (стреловидный бесхвостый самолет Г-39; испытателем был В.П. Чкалов), прозрачные самолеты на базе У-2 и АИР-4 и затем самолет ПС-4 (прозрачный самолет), ЭИ (экспериментальный одноместный истребитель).

Не все его проекты дошли до осуществления и внедрения, но в период «Большого террора», в отличие от множества своих коллег, С.Г. Козлов избежал обвинений во вредительстве и репрессий. В 1942 году произведен в генерал-майоры. Награжден орденом Красной Звезды. В 1947-1950 гг. кандидат технических наук, профессор и генерал С.Г. Козлов участвовал в создании Рижского инженерно-авиационного училища и стал заместителем его начальника по учебной и научной работе (первым проректором). В 1950 году вышел в отставку по болезни, но продолжал до смерти заниматься общественно-научной деятельностью в должности председателя Авиационной секции Советского Национального Объединения историков естествознания и техники при Академии Наук СССР. Похоронен на Новодевичьем кладбище.

***

Прожив около 3 недель у дяди Григория и тёти Анны Козловых, Иван вернулся в Москву. Слухи об обнаружении Советской властью списков добровольцев не подтвердились. Эти бумаги всё-таки успели уничтожить.

После окончания Гимназии И.С. Страхов, интересовавшийся техникой, как и его старший брат Александр, в 1918 году пошёл служить помощником машиниста в депо Москва Северной железной дороги. В 1920 году он поступил в Московское Высшее Техническое Училище (бывшее Императорское Московское Техническое Училище, в которое поступил в 1916 году и А.С. Страхов). Там он проучился до 3-го курса, когда в 1924 году был «вычищен как чуждый элемент» в связи с тем, что являлся сыном священника. Затем ему в 1929-1930 гг. все-таки удалось окончить экстерном Московский Авиационный Институт (бывшее Высшее аэромеханическое училище (ВАМУ), в 1930 году преобразованное в МАИ).

С июня по декабрь 1924 года по предложению и при протекции своего «красного» кузена С.Г. Козлова И.С. Страхов, «выполнив пробу», поступил на завод Отдела (он говорил – «Комитета») Военных Изобретений на должность чертёжника-конструктора.

В этом же году его впервые арестовали на квартире сотрудники Главного Политического Управления (ГПУ), и он провел несколько месяцев в предварительном заключении.

Когда за ним пришли ГПУшники, Иван Страхов подумал, что причиной стала его эпизодическая причастность к тайной молодежной антикоммунистической группе. Один его однокашник, знавший об участии Ивана в восстании юнкеров, в 1918 году предложил ему расклеивать плакаты против Советской власти. И.С. Страхов согласился, но смог повесить только один плакат. Остальные он спрятал в своей комнате в этажерке с книгами, где они и лежали. В момент ареста в его голове промелькнула мысль, что их «заговор» раскрыт. Конечно, если бы плакаты обнаружили при обыске, исход мог оказаться для Ивана крайне плачевным. Но ему вновь повезло. Листовки не нашли, и следователям не стали известны факты его деятельности в октябре-ноябре 1917 года и связи с антибольшевицким подпольем (пусть и самой призрачной).

Во время первого пребывания на Лубянке И.С. Страхов встретился и беседовал с арестованным директором завода Леонидом Васильевичем Курчевским, разработчиком безоткатных пушек.

***

Л.В. Курчевский был тогда осужден на 10 лет заключения и отправлен в Соловецкий Лагерь Особого Назначения (СЛОН). Досрочно освобожден в 1929 году и получил должность главного конструктора ОКБ-1 Главного Артиллерийского Управления. После смерти покровительствовавших ему члена Политбюро ЦК ВКП(б) и народного комиссара тяжелой промышленности СССР Г.К. (Серго) Орджоникидзе (по ряду свидетельств, покончившего с собой 18 февраля 1937 года) и первого заместителя народного комиссара Обороны СССР маршала М.Н. Тухачевского (отстраненного от высокой должности, арестованного в мае и расстрелянного 12 июня 1937 года) Л.В. Курчевского снова арестовали и на сей раз казнили. Его супруга Мария Федоровна, как «жена врага народа», получила 8 лет, которые отбывала в «АЛЖИРе» (Акмолинском лагере жен изменников родины). Прах расстрелянного военного конструктора покоится в братской могиле на Донском кладбище. Посмертно он реабилитирован в 1956 году.

***

После небольшого промежутка времени пребывания в лубянской предварительной тюрьме И.С. Страхова перевели в Бутырскую тюрьму. В Бутырке он пробыл около месяца и опять был возвращен во внутреннюю тюрьму на Лубянке. В камере находилось 4 человека. Она представляла из себя небольшую комнату с четырьмя откидными койками и одним окном, замазанным белой краской, с жалюзи. Из этой камеры его водили на допросы, только в ночное время. Все допросы касались каких-то второстепенных, на его взгляд, вопросов. И на сей раз дело ограничилось несколькими месяцами предварительного заключения. До суда дело не дошло – «освобождён в порядке следствия».

С мая 1925 года И.С. Страхов работал на Государственном Авиационном Заводе (ГАЗ) № 1 чертежником, затем в октябре того же года стал там же инженером по расчетам. В 1928 году Иван женился на фельдшерице Наталии Александровне, урожденной Осиповской. В 1929 году у них родилась дочь Елена. Тесть Ивана Сергеевича ветеринар Александр Александрович Осиповский был расстрелян за «вредительство».

В 1929 году И.С. Страхов продолжал инженерно-расчетную работу на Авиационном заводе № 25 «Самолет»[25] (25), вскоре упраздненном и присоединенном к Авиационному заводу № 39 им. В.Р. Менжинского. Именно там было устроено Центральное конструкторское бюро (ЦКБ-39) ОГПУ, на котором использовался труд заключенных авиаконструкторов и инженеров («первая «шарага», сначала находившаяся в Бутырской тюрьме, в помещении бывшей тюремной церкви в честь Покрова Пресвятой Богородицы).

17 декабря 1930 года Ивана Сергеевича уволили с завода. В одном списке с ним значатся как «вычищенные по 1-й категории с высылкой из пределов европейской части СССР» конструкторы Михаил Петрович Бакулин, Андрей Иванович Широков, Николай Васильевич Ярунин, инженер Алексей Викторович Левашев и заведующий отделом вооружения Владимир Федорович Савельев, арестованный ещё 19 апреля 1930 года.

20 декабря 1930 года вынесено постановление об аресте И.С. Страхова и других обвиняемых из данного списка по статье 58/10 Уголовного кодекса – «Пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений (ст. ст. 58-2 – 58-9 настоящего Кодекса), а равно распространение или изготовление или хранение литературы того же содержания».

Непосредственным организатором репрессий против инженеров и конструкторов был старший уполномоченный 5-го отдела Экономического управления ОГПУ Станислав Матвеевич Змуда (1891-1938). Он «нашёл», что «будучи уволенными с завода, указанные граждане разглашали секретные сведения по месту прежней работы (опытное конструирование военных самолётов, а также вооружения)». Что конкретно «указанные граждане» успели «разгласить» за 1,5 - 2 дня после их «вычищения» с завода до момента ареста, в постановлении, подписанном С.М. Змудой, не указывалось.

К И.С. Страхову сотрудники ОГПУ пришли домой накануне, 19 декабря. Они произвели обыск, изъяли его чертежи по авиации и научные журналы и препроводили в тюрьму. На допросе 25 декабря И.С. Страхов заявил, что «никаких сведений о работе завода и ЦКБ (Центрального Конструкторского Бюро) и своей собственной в качестве инженера по расчетам никому не передавал и не разглашал».

Но его показания не имели значения. С.М. Змуда 9 января вынес постановление, согласно коего И.С. Страхов «достаточно изобличается в том, что работая на заводах авиапромышленности и Центральном Конструкторском Бюро, имеющих военное значение, и будучи знаком со всем материалом по новым конструкциям опытных самолётов, а также и вооружения, разглашал таковые среди чуждых и антисоветских элементов, кроме того, вел антисоветскую агитацию среди сотрудников завода, за что был вычищен с завода № 39 Московской областной Рабоче-Крестьянской Инспекцией по 1 категории, то есть в преступлении, предусмотренном п. 10 ст. 58 и ст. 121[31] (31) УК». С этим согласился начальник 5-го отдела ЭКУ А.Г. Горянов-Горный и это утвердил сам начальник ЭКУ ОГПУ Л.Г. Миронов.
Судьба и жизнь монархиста в СССР
В.Ф.Савельев и И.С.Страхов

Та же «тройка» 15 января 1931 года вынесла обвинительное заключение по делу № 106052 в отношении М.П. Бакулина, А.И. Широкова, И.С. Страхова, А.В. Левашова, Н.В. Ярунина и В.Ф. Савельева, содержавшихся в Бутырке. 3 февраля 1931 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ постановило выслать всех шестерых осужденных по статье 58/10 УК РСФСР через Полномочное Представительство ОГПУ в Западную Сибирь сроком на 3 года, считая этот срок со дня ареста 19 декабря 1930 года.
Судьба и жизнь монархиста в СССР
В те времена ещё были возможны такие сравнительно «мягкие» приговоры. Вскоре репрессии станут намного более жестокими и начнут губить не только обычных граждан, но и собственных организаторов.

Все члены «тройки», обвинившей И.С. Страхова и его коллег, а также многих других честных и высококвалифицированных специалистов, погибли в жерновах террора. С.М. Змуда (1891-1938), ставший инспектором бюро жалоб Наркомата местной промышленности РСФСР, 16 января 1938 года арестован по обвинению в шпионаже и расстрелян в Бутово 25 апреля того же года. Его руководитель – начальник 5-го (Технического) отдела Экономического управления ОГПУ Анатолий Георгиевич Бенкович (Горянов-Горный) (1898-1937), занимавшийся организацией использования подневольного труда заключенных инженеров и ученых, а впоследствии дослужившийся до должности начальника Главного управления государственной съемки и картографии СССР, арестован 23 июля 1937 года по обвинению в «участии в контрреволюционном заговоре в органах НКВД» и расстрелян «в особом порядке» 28 октября того же года. А начальник Экономического Управления ОГПУ Лев Григорьевич Каган (Миронов) (1895-1938), возвысившийся до должности начальника 3-го (Контрразведывательного) отдела Главного Управления Государственной Безопасности Народного Комиссариата Внутренних Дел (ГУГБ НКВД) СССР, был арестован 14 июня 1937 года и расстрелян «в особом порядке» 20 августа 1938 года.

Уже будучи внесённым в расстрельный список, он ещё около года до своей казни продолжал давать показания на коллег. Его жена Надежда Григорьевна (1902-1937), «которую он любил без памяти», была казнена при его жизни 9 декабря 1937 года за то, что не донесла на мужа. С.М. Змуда, А.Г. Бенкович (Горянов-Горный) и Н.Г. Миронова реабилитированы при коммунистическом режиме. Вопрос о признании жертвой политических репрессий Л.Г. Кагана (Миронова) был возбужден уже в XXI веке. Коллегия по делам военнослужащих Верховного Суда Российской Федерации отказала в его реабилитации, как виновного в гибели многочисленных невинных жертв.

Как сложилась судьба репрессированных М.П. Бакулина, А.И. Широкова, А.В. Левашова и Н.В. Ярунина, установить не удалось. В.Ф. Савельев, один из «отцов» российской авиационной промышленности (о нём ещё будет речь впереди), частично восстановлен в правах в 1955 году, а окончательно реабилитирован в 1989 году, уже после своей кончины.

И.С. Страхов сам не обращался с заявлением о реабилитации и не считал это нужным. Он не попал под волну реабилитаций 1950-х годов. Лишь 6 апреля 1989 года, без каких-либо запросов с его стороны, Прокуратура СССР вынесла заключение о его реабилитации на основании ст. 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов». Я не уверен, что Иван Сергеевич знал о существовании этого акта.

В общей сложности, он пробыл в заключении и ссылке не 3 года, а почти 16 лет - с 1931 по 1946 годы. Их везли в Новосибирск 2 с половиной недели. По дороге один осужденный повесился. В Омске для заключенных была устроена баня. Наконец их доставили в новосибирскую тюрьму. На 40-градусном морозе они ожидали помещения в новую общеперезимовочную камеру. Там их содержали 1 неделю, а потом начали вызывать поодиночке к начальнику экономического управления ОГПУ Западно-Сибирского края. К счастью, им предстоял труд не на убийственных каторжных работах, а в «проектно-строительном бюро» - Особом Проектно-Конструкторском Бюро № 14.

Это была одна из «шараг», занимавшаяся проектированием оборудования для добычи угля в Кузбассе. Её начальником в 1931-1932 гг. являлся Борис Семёнович Масленников (1887-1947), один из первых русских авиаторов; до революции председатель «Московского Общества Лётчиков», подвергавшийся репрессиям с 1923 года до конца жизни и в последний раз осужденный в 1938 году на 8 лет заключения в Красноярском исправительно-трудовом лагере. Заместителем начальника был осужденный по знаменитому «Шахтинскому делу» о «вредительстве и саботаже» 1928 года Николай Андреевич Чинакал (1888-1979), будущий член-корреспондент Академии Наук СССР и директор Института Горного Дела Сибирского Отделения АН СССР.

Осужденным ученым, инженерам и конструкторам дали 3 дня на поиск жилья и определили жалование в 150 рублей. Они должны были проектировать шахты Кузбасугля. В проектно-строительном бюро № 14 оказался и старший товарищ и «подельник» Ивана Сергеевича Страхова по делу № 106052 Владимир Федорович Савельев (1889-1960).

***

Это был выдающийся русский ученый, один из основоположников российской авиационной промышленности. Сын железнодорожного мастера из Аткарска Саратовской губернии, В.Ф. Савельев окончил ремесленное училище в Саратове в 1908 году. Принимал участие в сооружении трамвайных линий в Саратове, но уже в 1909 году поступил авиамехаником на авиапредприятие «Петербургское Товарищество Авиации» в Санкт-Петербурге, одновременно обучаясь в Электротехническом институте Императора Александра III. При его участии строились аэроплан «Гаккель-III», проектировался биплан ПТА № 1, создаваемый по образцу самолёта Анри Фармана «Фарман IV».

В 1912 году авиационный механик В.Ф. Савельев участвовал в Первой Балканской войне (сентябрь 1912 – май 1913 гг.), испытывая и сдавая Вооруженным Силам Сербии бипланы «Фарман» производства российского завода «Дукс». В феврале 1913 года в конце трехдневного перелета из Ниша он пережил крушение в окрестностях Белграда, но выжил.

Вернувшись на Родину, В.Ф. Савельев, ставший старшим механиком на Русско-Балтийском вагонном заводе («Руссобалте») участвовал в сборке и испытании первых российских самолётов, в частности, «Ильи Муромца», сконструированного И.И. Сикорским.

В августе 1914 года назначен на должность старшего инженера-механика 2-й авиароты Смоленского авиапарка. В сентябре 1915 совместно с Владиславом Залевским сконструировал собственный трёхмоторный четырехплан для военных нужд. На его основе создан одномоторный двухместный самолёт-разведчик «Четырехплан Савельева-2».
В годы Гражданской войны В.Ф. Савельев сначала сражался на стороне белых в войсках, подчиненных адмиралу А.В. Колчаку, но потом перешел на сторону красных. Стал членом Ревкома и после захвата большевиками Иркутска назначен на пост начальника авиации образованной в январе 1920 года Восточно-Сибирской Советской Армии.

По окончании Гражданской войны В.Ф. Савельев вернулся к инженерно-конструкторской работе. В 1921—1923 годах он построил модернизированный вариант своего четырёхплана. В 1920-1922 гг. – на военной службе в Главном управлении Рабоче-Крестьянского Красного Военно-Воздушного Флота; с 1923 года по 1926 год – начальник конструкторского бюро ГАЗ № 1 (бывшего авиационного завода «Дукс»). После проектировал турельные установки (для крепления пулемётов и малокалиберных пушек), синхронизаторы (устройства, позволяющие вести огонь через отметаемую воздушным винтом самолёта область без причинения ему вреда), бомбодержатели и бомбосбрасыватели для самолетов в Конструкторском Бюро «короля истребителей» Николая Николаевича Поликарпова (1892-1944).

В 1929-1930 годах и Н.Н. Поликарпов, и В.Ф. Савельев, как и многие другие ученые и конструкторы, стали жертвами репрессий. После частичного отбытия срока В.Ф. Савельев в 1932 году вернулся в Москву. Был направлен в качестве главного инженера на завод № 32 Главного Управления Авиационной Промышленности Народного Комиссариата Тяжелой Промышленности (ГУАП НКТП) в Вятку. За успехи нарком Г.К. Орджоникидзе премировал его личным легковым автомобилем. В августе 1935 года В.Ф. Савельев стал начальником 7-го отдела ГУАП. В 1936-1937 гг. – заместитель начальника Конструкторского Бюро Завода № 115 (КБ А.С. Яковлева).

В 1938 году над В.Ф. Савельевым вновь сгустились тучи. Из авиационной промышленности его перевели на завод металлоконструкций, потом на «Красный штамповщик». В 1944 году он был в очередной раз осужден по всё той же статье 58/10 на 8 лет исправительно-трудовых лагерей и отправлен на лесозаготовки в посёлок Сухобезводное Горьковской области.

Отличаясь силой воли и оптимизмом, В.Ф. Савельев сумел и в этих условиях обрести частичку счастья. В 1946 году он женился на Галине Арсентьевне (1919-1996), уроженке деревни Жужелка в Нижегородской губернии, радистке самоходной артиллерийской дивизии, прошедшей всю Великую Отечественную войну от Москвы до Берлина, младшей его на 30 лет (первая его жена умерла, а вторая отреклась от него). Галина Арсентьевна родила Владимиру Федоровичу сыновей Владимира (1946-1996) и Александра (род. 1953).

После отбытия срока заключения В.Ф. и Г.А. Савельевы с сыном Владимиром в 1952 году перебрались в посёлок Ладан Прилукского района Черниговской области. Там Владимир Федорович поступил на должность инженера-инструктора в Особое конструкторское бюро № 8 на заводе противопожарного оборудования, потом стал начальником опытного цеха.

В 1955 году с Владимира Федоровича была снята последняя из судимостей. В 1958 году ему назначили персональную пенсию. Но возвращение в Москву для него было закрыто. В 1959 году Н.Н. Чинакал пригласил В.Ф. Савельева в Новосибирск, в возглавляемый им Институт Горного Дела Сибирского Отделения Академии Наук СССР на должность начальника Конструкторского Бюро. Там он получил квартиру. Но долго радоваться новой работе ему было не суждено. 16 декабря 1960 года Владимир Федорович скончался во время операции на желчном пузыре.

***

В 1931 году В.Ф. Савельев и И.С. Страхов спроектировали висячий мост через реку Абу в поселке Араличево под Новокузнецком Кемеровской области – единственный деревянный подвесной мост в Сибири.
Судьба и жизнь монархиста в СССР
Мост в Араличеве

Их вызвали, объявили задание, отпустили домой приготовиться, и они, быстро собравшись, отправились на конке на вокзал Новосибирска. По дороге в Новокузнецк у В.Ф. Савельева похитили чемодан, а у И.С. Страхова – шапку. Вагон был закрыт, так что, не исключено, что проводник состоял в сговоре с ворами. На какой-то станции Иван Сергеевич во время 15-минутной остановки приобрёл новую шапку и испытал по этому поводу несказанную радость. То, что в наше время может представляться несущественной мелочью, в ту эпоху и в тех условиях, в суровом климате являлось вопросом жизни и смерти. Снегом в этих краях заносило по крыши. Как-то раз у старательского рудника нашли труп замерзшего человека на верхушке дерева. Здесь И.С. Страхов убедился, что рассказ барона Мюнхгаузена о том, как он в России привязал лошадь к столбику в заснеженном поле, а утром, когда растаял снег, увидел её висящей на верхушке колокольни, не был столь уж неправдоподобным.

24 марта 1931 года из Новокузнецка В.Ф. Савельев и И.С. Страхов на тройке прибыли в Араличево. Там они, консультируясь с американским специалистом мистером Глэном и при помощи одного студента Томского политехнического института, за 12 дней спроектировали висячий цельнодеревянный мост.
В.Ф. Савельев докладывал начальнику Проектно-Строительного Бюро № 14 Б.С. Масленникову: «…совместно с товарищем Страховым приступили к проектированию висячего моста через р. Абу. В тот же день был приглашен в Араличево в качестве консультанта американский инженер фирмы «Флейн» г. ГЛЭН, который эскиз проекта моста одобрил, а именно: 1. Тип моста – висячий на 2 канатах с каждой стороны»[35] (35).

Длина моста составляла 75 метров, а ширина – 5 метров. Построен он был за 2 месяца, а прослужил 22 года - до 1953 года. За эту работу В.Ф. Савельев и И.С. Страхов получили премию – сапоги.

В 1932 году, как уже упоминалось, В.Ф. Савельев вернулся в Москву. А И.С. Страхов после завершения своего срока остался в Сибири. С 1932 года он работал на «Сибмашстрое» - заводе горного оборудования в Новосибирске. В 1936 году по инициативе маршала М.Н. Тухачевского это предприятие было перепрофилировано. Отныне оно получило название «Предприятие авиационной промышленности № 153».

***

Первым директором предприятия № 153 стал протеже М.Н. Тухачевского Иван Михайлович Данишевский (1897-1979). Это был фанатичный марксист-ленинец, одержимый идеей коммунистического интернационализма, пламенно ненавидевший российские традиционные ценности. Свои взгляды И.М. Данишевский сохранил, несмотря на постигшие его репрессии. Приговоренный к расстрелу в 1938 году за «крупное вредительство», он чудом уцелел – казнь заменили ему 20 годами заключения в лагере. В 1952 году освободился и в 1955 году после реабилитации вернулся в Москву. Открыто протестовал против положительного оценивания и увековечивания памяти героев российской истории Великого Князя Юрия Долгорукого, А.В. Суворова, М.И. Кутузова, А.П. Ермолова, считая это переходом «с классовых позиций на почву националистическую». Умер от вызванного чрезвычайным волнением сердечного приступа на заседании партийной комиссии, защищая своего друга – ярого представителя радикально-марксистской «школы М.Н. Покровского» историка Ю.К. Милонова (1895-1980), изображенного в романе М.С. Колесникова «С открытым забралом» врагом В.В. Куйбышева.

***

Иван Сергеевич Страхов с мая 1933 года трудился на «Сибмашстрое» в должности заведующего конструкторским бюро, с октября 1934 года – инженера теплотехнического цеха. 14 августа 1936 года он уволился с Предприятия авиационной промышленности № 153 и перешёл в сферу золотопромышленности в Хакасии. Там он заведовал ремонтно-механическим цехом, занимался восстановлением теплоэлектроцентрали (ТЭЦ) после аварии.

В 1939 году И.С. Страхов «заработал» (как он выражался) 6 месяцев принудительных работ. Вина его, по собственному рассказу Ивана Сергеевича, заключалась в следующем: некий кочегар прогулял работу. Об этом поступил рапорт управляющему рудником. И.С. Страхов получил выписку из приказа по рудоуправлению – принять на пониженный оклад в качестве чернорабочего, а через 3 месяца перевести на должность кочегара. Кто-то донес в прокуратуру Ширинского района Хакасии о нарушении законодательства о трудовой дисциплине. Наказать кочегара, оказывается, следовало строже. Следователь видел приказ. Но «тройка» вынесла приговор: за приём прогульщика – полгода принудительных работ с удержанием 25 % жалования. И.С. Страхова отправили на Саралинский рудник.

Потом он работал заведующим механическим цехом Ивановского рудника в районе реки Сарала; делал чертежи для ТЭЦ в 30 километрах от Ивановского рудника.

В том же 1939 году из треста «Хакзолото» Народного Комиссариата Цветной Металлургии СССР И.С. Страхову поступило «предложение, от которого невозможно отказаться» - направиться на рудник Балахчин. Сначала он пробовал уклониться. Надо сказать, что власти проявили «терпение» - обратились 2 раза, а потом доставили письмо с вопросом: «Укажите, когда за Вами прислать машину?». Делать нечего, пришлось ехать. Там Иван Сергеевич трудился в годы Великой Отечественной войны, до апреля 1945 года. Оставить тяжелое вредное производство он смог после того, как тяжко отравился, надышавшись цианидом натрия («цианистым натром»), и получил врачебное предписание выехать.

Один знакомый, из эвакуированных с Украины, еврей, главный механик треста «Укрмебель», с которым И.С. Страхов познакомился, когда состоял на руднике Балахчин, пригласил его на работу главным механиком на мебельном комбинате. Приехав в Киев, Иван Сергеевич вскоре получил направление на Житомирский мебельный комбинат, созданный в 1933 году.

Там он проработал 1 год, а когда вернулся тамошний механик, появилась возможность уехать поближе к родным краям. Жена Наталия Александровна через родственников передала раздобытую ею по знакомству бумагу о разрешении Ивану Сергеевичу приехать в Коломну. Руководство завода оказало небольшую помощь, а полковник Пчелкин (которого помнил по фамилии И.С. Страхов, но сведений о коем я не нашёл) оформил пропуск и записку о выдаче железнодорожного билета.
Прожив некоторое время в Коломне, И.С. Страхов переселился в подмосковный Воскресенск и поступил на Воскресенский цементный завод[39] (39). Выйдя на пенсию, он продолжал жить с женой в небольшой квартирке на станции «Цемгигант» по адресу г. Воскресенск, ул. Ленинская (Ленина), д. 25, кв. 8.

В детстве каждый приезд к дедушке Ване становился для меня праздником. Они с Наталией Александровной жили очень скромно, но в их доме царила атмосфера такой любви и доброжелательности, что казалось, будто оказался в некоем райском месте. Мне было интересно слушать разговоры взрослых, воспоминания Ивана Сергеевича. Я, конечно, далеко не всё понимал, но что-то главное запало в душу. Этот тихий старичок почитался мною героем, прошедшим тяжелейшие испытания и сохранившим веру, высокое достоинство и целостные убеждения.

И.С. Страхов был глубоко верующим православным человеком. Когда меня привозили к нему в гости, я сразу бежал посмотреть на икону усекновенной главы Иоанна Предтечи, находившуюся на видном месте и в первый приезд произведшую на меня весьма яркое впечатление. В старости Иван Сергеевич уже не мог выходить из дома и посещать храм, но молился и очень радовался, когда я приезжал к нему с Канонником и читал канон Иоанну Предтече. Помню, с каким благоговением готовился он к исповеди и причащению Святых Христовых Таин, когда я в 1991 году договорился со священником и организовал его приезд в Воскресенск на Светлый Вторник, 9 апреля.

После смерти моего папы Николая Петровича Закатова (1946-1981) на несколько лет общение с дедушкой Ваней стало реже. Кажется, только один раз мы съездили к нему вместе с моей мамой Ларисой Васильевной Закатовой, по моей просьбе, а потом он как-то раз приезжал к нам на дачу, к своей сестре - моей бабушке Надежде Сергеевне Страховой. Его жена Наталия Александровна, очень любившая его и окружавшая заботой, с возрастом начала терять память, перестала узнавать некоторых родных, могла уйти из дома и заблудиться. Её смерть стала для Ивана Сергеевича огромным горем. Но он, оставшись без верной спутницы жизни, не опустился (как, увы, нередко бывает с овдовевшими стариками), не утратил аккуратности в быту, гостеприимства и самых приятных манер.

С ним в одной квартире жил его старший внук, которого, насколько я помню, звали Олег. Но он как-то держался на дистанции, и общаться с ним мне не довелось. Олег трагически погиб: возвращаясь поздно домой со службы, стал жертвой злодеев.

Дочь Ивана Сергеевича Елена Ивановна Баранова, проживавшая в Подольске, регулярно навещала отца, помогала ему по хозяйству. Приходили к нему и сотрудники социальных служб. Из-за ухудшения зрения он постепенно утратил возможность ходить в магазин за продуктами, и в этом смысле зависел от окружающих. Но дома хозяйство вёл сам, готовил себе, убирался. В его квартире никогда не было ни малейших следов беспорядка.

Я начал чаще посещать дедушку Ваню с конца 1980-х годов. Иногда приезжал с бабушкой Надей. В этих случаях И.С. Страхов был предупрежден о предстоящем визите. Иногда я выбирался к нему один, и с присущим молодости легкомыслием не всегда уведомлял его заранее о прибытии. Но не было ни единого случая, чтобы он отнёсся к этому с хотя бы тенью недовольства. Наоборот, неожиданная встреча воспринималась им как приятный сюрприз, нечаянная радость.

В 1990-е годы были проблемы с питанием: то были деньги, но не было продуктов, то появились продукты, но не стало денег… Но мне всегда удавалось привезти дедушке какое-нибудь лакомство. Он любил сгущенное молоко, из которого варил «тянучку». Для закуски я раздобывал деликатес - шпроты. А он варил картофель, доставал хлеб, квашенную капусту или солёные огурцы, жарил рыбу или курицу (если они имелись). И, разумеется, у него всегда была припрятана бутылочка спирта. Он торжественно доставал её из какого-то своего тайника, я разбавлял этот спирт пополам с водой, мы клали бутылку в морозильник, чтобы охладить ставшую тёплой в результате реакции бутылку, и к обеду у нас был ледяной графинчик хлебного вина № 21. Этот ритуал повторялся неизменно. Дедушка выпивал совсем немного, но с большим вкусом. Его настроение становилось ещё лучше, и он охотно делился своими воспоминаниями.

До самого конца своих дней Иван Сергеевич сохранял полную ясность мысли и весьма неплохую память. Кое-что, разумеется, забывал или мог слегка перепутать, но в основном помнил имена священнослужителей, учителей, однокашников, коллег; названия воинских частей; точные наименования учреждений, в которых ему довелось служить; даже номер телефона, по которому во время восстания юнкеров в октябре 1917 года звонил отцу домой из ресторана «Прага»: 4-27-30 (я потом проверил по книге «Вся Москва» за 1915 год - точно!). Наизусть цитировал Гомера по-древнегречески и Вергилия по-латински; мог декламировать выученные им в Гимназии стихотворения русских поэтов. В детстве бабушка перед сном напевала мне разные классические стихотворные произведения, в том числе «Василия Шибанова» графа А.К. Толстого, но некоторые фрагменты она забыла. Книги в домашней библиотеке не было, раздобыть её в советское время оказалось затруднительно, и по просьбе сестры Иван Сергеевич написал для меня по памяти весь текст этого полюбившегося мне стихотворения.

Его любимой книгой был роман Н.С. Лескова «Соборяне» о жизни духовенства в XIX веке. Он очень дорожил потрёпанным 1-м томиком из собрания сочинений Н.С. Лескова дореволюционного издания А.Ф. Маркса, который потом торжественно подарил мне.

И.С. Страхов плохо видел, но его телевизор был постоянно включен, и он внимательно слушал новости и разные передачи. Очень любил побеседовать и поспорить на политические темы, и его мнения всегда были чётко сформулированы и аргументированы. Иногда для оживления беседы он использовал риторический приём провокации – выдвигал какой-нибудь тезис, которого на самом деле не придерживался, слушал мои опровержения и с удовлетворением с ними «соглашался» (хотя на самом деле просто ещё больше утверждался в своих мыслях). Я распознал эту его манеру и соблюдал «правила игры».

И.С. Страхов был убежденным монархистом. Когда я в 1990-м году его спросил, каких воззрений придерживались юнкера и добровольцы, он твёрдо ответил: «Монархисты. Ведь шли на верную смерть. По крайней мере, половину перебили. Что-то около тысячи верных потеряли. (…) Я вовсе не чувствовал, что это (его участие в восстании 1917 года – А.З.) мальчишеский порыв. Что-то большее было. Я не симпатизировал ни Керенскому, ни большевикам. В душе я был самый оголтелый монархист. И сейчас ни малейшей симпатии [к революционерам и республиканцам] не чувствую».

Для него факт, что молодые люди шли на верную смерть, стал доказательством их приверженности монархии. Наверное, в какой-то степени это идеализация. На самом деле, не все юнкера являлись монархистами. Но его разум никак не мог мириться с мыслью, что можно умирать не за Веру, за Царя и за Отечество, а за Временное правительство, А. Керенского и Учредительное Собрание…

При этом, когда я только начал рассказывать ему о возрождении монархического движения, он сказал: «Я не думаю, что возможна монархия сейчас. Вот такая картина». Однако через какое-то время его пессимизм несколько отступил.
Судьба и жизнь монархиста в СССР
В 1993 году он подписал заявление на вступление в Христианско-Монархический Союз – одну из первых российских монархических организаций, появившихся ещё в СССР, изначально твёрдо защищавшую принцип легитимизма. Его участие, конечно, не могло уже быть деятельным. Он почти ослеп и уже не выходил из дома. Но согласие старого монархиста, своими глазами видевшего св. Императора Николая II, участвовавшего в антибольшевицком сопротивлении, подвергшегося политическим репрессиям и пронесшего свои убеждения через все обстоятельства жизни в СССР, встать в ряды возродившегося монархического движения имело большое значение для обеспечения преемственности духа служения идее Монархии и законным наследственным Государям Дома Романовых. Через некоторое время такое же заявление подписала его сестра – моя бабушка Надежда Сергеевна Страхова (1906-2001). Оба они были верноподданными Государыни Марии Владимировны и её наследника Цесаревича Георгия Михайловича и с большой радостью наблюдали за возвращением Российского Императорского Дома в жизнь нашей Родины.

В конце ноября 1995 года бабушка сообщила мне, что целый день пыталась дозвониться до брата Вани, но он не отвечает. Я старался её утешить, говорил, что, быть может, он плохо слышит, или отключили телефонную линию. Но на следующий день дочь Ивана Сергеевича, срочно приехавшая в Воскресенск, известила нас, что он скончался. Елена Ивановна была у него накануне, помогла провести уборку, приготовила кое-какие блюда и вернулась к себе. А он умер в одиночестве 14/27 ноября, судя по всему, от апоплексического удара.

Мы ездили с бабушкой Надей и тётей Татьяной Петровной Закатовой проститься с ним. Его не увезли из дома; гроб стоял в комнате, на том столе, за которым мы так часто беседовали за рюмочкой и чашкой чая. Это соблюдение прежних традиций – прощание с покойником дома - стало возможно из-за специфических обстоятельств противоречивых «святых» и «лихих» 1990-х годов.

Заочное отпевание новопреставленного раба Божия Иоанна было совершено в храме Святой Великомученицы Ирины в Покровском. Я привёз в Воскресенск землю, разрешительную молитву, икону и венчик. Окончив свой земной путь, упокоился на кладбище Воскресенска потомственный почетный гражданин, русский инженер Иван Сергеевич Страхов - добрый, мудрый и благородный человек, сохранивший и передавший следующим поколениям дух Императорской России.

24 ноября 2020 года, в день 100-летия расстрела старшего брата Ивана Сергеевича - поручика А.С. Страхова, по благословению настоятеля храма Святой Великомученицы Ирины Высокопреосвященного Архиепископа Витебского и Оршанского Димитрия там было совершено заочное отпевание убиенного воина Александра с заупокойным поминовением раба Божия Иоанна, их родителей протоиерея Сергия и Евдокии и других усопших сродников.

Александр ЗАКАТОВ, канд. ист. наук, доцент
Почитать еще
№21 июль 2013
№18 апрель 2013
№15 октябрь 2012